Вечеринка в саду [сборник litres] - Кэтрин Мэнсфилд
– А они снимаются? – спросила она осипшим голосом.
X
В уютной кухне служанка Элис готовила послеобеденный чай. Она принарядилась: черное платье, попахивающее под мышками, белый фартук, похожий на большой лист бумаги, и кружевной бант, приколотый к волосам двумя шпильками. Удобные разношенные тапочки сменила пара черных кожаных, которые ужасно давили на мозоль на мизинце…
Было тепло. Жужжала мясная муха, из чайника вырывалось облако белесого пара, крышка отстукивала ритм джиги, скрывая под собой бурлящую воду. В нагретом воздухе раздавалось тиканье часов, медленное и осторожное, напоминающее щелканье спиц старухи, а еще иногда – просто так, без всякой причины, потому что не было ни ветерка – жалюзи прыгали вниз и вверх, стуча об окно.
Элис готовила сэндвичи с кресс-салатом. Масло, барракуда, кресс-салат на белой салфетке. К масленке была приставлена грязная, засаленная книжка с выпадающими страницами и треснувшим переплетом. Элис, намазывая масло, читала: «Видеть во сне тараканов, которые тащат катафалк, – плохая примета. Означает смерть близкого и дорогого вам человека – отца, мужа, брата, сына или жениха. Если тараканы ползут в обратном от вас направлении, это означает смерть от огня или падения с большой высоты, например с лестницы, строительных лесов и т. д.
Пауки. Видеть во сне ползущих по вам пауков – к добру. Означает, что в ближайшем будущем вы получите крупную сумму денег. Если вы ожидаете прибавления в семье, то следует ожидать легкого родоразрешения. Однако на протяжении шести месяцев следует избегать блюд с ракушками или крабами, принесенными вам в подарок…»
– Как много птиц поют вокруг…
Да что ж такое! Это мисс Берил. Элис выронила нож и убрала «Сонник» под масленку. Но полностью спрятать книгу не удалось: как только Берил оказалась в кухне, она тут же подошла к столу и уставилась на потрепанный переплет. Элис заметила многозначительную улыбку мисс Берил и то, как она подняла брови и прищурилась, словно гадая, что это может быть. Если вдруг мисс Берил спросит, наготове был ответ: «Ничего, что принадлежало бы вам, мисс». Но она отлично знала, что мисс Берил не собирается ни о чем ее спрашивать.
Вообще-то, у Элис был довольно мягкий характер, но при этом она всегда имела наготове самые удивительные ответы на вопросы, которых ей никто и не думал задавать. Их сочинение и прокручивание в голове подбадривало служанку не меньше, чем если бы она осмелилась произнести все это вслух. Да и вообще, они поддерживали ее, когда приходилось работать на таких хозяев, от которых не было спасу, – она даже убирала спички от себя подальше перед сном, чтобы не пришло в голову отравиться серой…
– Кстати, Элис, – сказала мисс Берил, – к чаю будет еще один гость, так что разогрей, пожалуйста, вчерашние сконы[17]. И подай бисквит «Виктория», а также кофейный торт. И не забудь положить под тарелки маленькие кружевные салфетки, хорошо? Вчера ты забыла, и стол выглядел так уродливо и невзрачно. И еще, Элис, больше не надевай эту ужасную старую розово-зеленую грелку на чайник после обеда. Она только для утреннего чая. На самом деле, думаю, что ее лучше оставить для кухни: она такая облезлая и от нее попахивает. Возьми японскую. Ты ведь поняла меня, правда? – закончила мисс Берил. – Все о тебе, мой милый друг… – пропела она, выходя из кухни, довольная своим строгим обращением с Элис.
Элис пришла в бешенство. Она спокойно относилась к приказаниям, но в манере мисс Берил было что-то такое, чего она просто не выносила. Даже хуже! У нее, можно сказать, все внутри съеживалось, ее бросало в дрожь. За что Элис особенно ненавидела мисс Берил, так это за то, что та заставляла ее чувствовать себя униженной. Она разговаривала с Элис таким тоном, будто служанка была не совсем в своем уме. И мисс Берил никогда не выходила из себя – никогда. Даже когда Элис что-нибудь роняла или забывала что-то важное, она, казалось, именно этого от нее и ожидала.
«Если позволите, миссис Бернелл, – произнесла Элис про себя, намазывая маслом сконы, – я больше не согласна получать указания от мисс Берил. Может, я всего лишь обычная служанка и не умею играть на гитаре, но…»
Эта колкость так порадовала ее, что она полностью пришла в себя.
– Единственное, что можно сделать, – услышала она, приоткрыв дверь в столовую, – это полностью отрезать рукава и добавить вот сюда черный бархат.
XI
Когда вечером утку подали Стэнли Бернеллу, ничто не напоминало о том, что у этой птицы раньше была голова. Румяная и аппетитная, с перевязанными шпагатом ножками, она лежала на голубом блюде в обрамлении фрикаделек с начинкой.
Трудно было сказать, кто из них двоих, Элис или утка, подрумянился сильнее: обе были насыщенного цвета и одинаково лоснились. Правда, Элис была огненно-пунцовой, а утка – цвета испанского красного дерева.
Бернелл оценивающе глянул на лезвие ножа. Он чрезвычайно гордился своим умением разделывать мясо и не выносил, когда за это брались женщины: они вечно медлили, и, казалось, их совсем не волновал внешний вид жаркого. А вот его он очень даже волновал – видели бы вы, какими тонкими получались у него ломтики холодной говядины, как виртуозно он разделывал баранину, курицу, утку…
– Это наше собственное? – спросил он, и без того зная ответ.
– Да, потому что мясника сегодня не было. К сожалению, оказалось, что он работает только два раза в неделю.
Но причин для сожалений не было. Мясо оказалось отменным – словно и не мясо, а нечто вроде превосходного желе.
– Мой отец сказал бы, – заметил Бернелл, – что это должна быть одна из тех птиц, которым мать играла на немецкой флейте. И звуки этого инструмента услаждали младенческий разум… Добавки, Берил? Только мы с тобой в этом доме знаем толк в еде. Если понадобится, я готов заявить перед судом, что люблю хорошо поесть.
Чай подали в гостиную, и Берил, которая почему-то была очень любезна к Стэнли с тех пор, как тот вернулся домой, предложила сыграть в криббедж[18]. Они сели за маленький столик у одного из раскрытых нараспашку окон. Миссис Фэйрфилд куда-то исчезла, а Линда легла в кресло-качалку, подняв руки над головой, и раскачивалась взад-вперед.
– Тебе не нужен свет, Линда? – спросила Берил. Она подвинула торшер ближе к столику.
Отсюда эти двое казались Линде такими далекими… Зеленый стол, глянцевые карты, большие руки Стэнли и крошечные руки Берил – все это выглядело частью чего-то таинственного. Стэнли, крупный и солидный в своем темном костюме, наслаждался спокойствием, а Берил вскидывала светловолосую головку, то и дело надувая губки. На шее у нее была новая бархотка, которая меняла ее, придавала другую форму лицу, – очаровательно, решила Линда. По комнате разносился аромат лилий, на камине стояли два больших горшка с аронником[19].
– Пятнадцать – два очка, еще пятнадцать – четыре плюс пара – шесть, последовательность из трех карт – девять. – Стэнли говорил так уверенно, будто пересчитывал овец.
– У меня ничего, кроме двух пар, – ответила Берил, преувеличив свою неудачу. Она знала, как он любит выигрывать.
Фишки в криббедже напоминали двух маленьких человечков, которые вместе идут по дороге, сворачивают за крутой угол и спускаются вниз. Они бежали наперегонки, однако им хотелось не столько вырваться вперед, сколько находиться достаточно близко друг к другу, чтобы можно было вести беседу – просто держаться рядом, и все.
Но нет, одному из них вечно не терпелось, он устремлялся вперед, стоило другому приблизиться, и не желал ничего слушать. Может, белая фишка опасалась красной, а может, была жестока и не хотела разговаривать с красной…
К платью Берил был приколот букетик анютиных глазок; когда фишки поравнялись, она нагнулась, и цветы упали прямо на них.
– Какая жалость! – сказала она, наводя порядок. – Именно в тот момент, когда у них был шанс упасть другу другу в объятия.
